250 Бобруйская Краснознаменная ордена Суворова II степени стрелковая дивизия

Воспоминания

Бабаков М.А.	Бережко Г.Г.	Божко Ф.М.	Борченко К.Ф.	Вержевикина Е.В.
Грибуш С.Ф.	Иващенко И.А.	Кац Г.З.	Комский Б.Г.	Коробейников Ф.С.
Кочнев В.К.	Красулин В.А.	Куренков В.Д.	Лапидус И.Н.	Латышев Б.Е.
Лепорский А.М.	Лесик П.И.	Лизунов П.А.	Листовничий Н.Л.	Ломовицкий Г.А.
Майоренко П.В.	Малин А.Ф.	Марков М.И.	Мируц М.А.	Мосин А.В.
Погудин Е.Н.	Сербаев Н.К.	Соколов Н.С.	Яфаров А.З.	Яковлев Н.Н.

926 Алленштайнский Краснознаменный ордена Суворова II степени стрелковый полк

Лизунов П.А.

лейтенант Лизунов Петр Андреевич, командир саперного взвода

Чем дальше от войны, тем больше воспоминаний о ней

Дивизия стояла на юго-восточном участке так называемого Демянского выступа, внутри которого занимала оборону 16 немецкая армия. В начале мая 1942 года мы подошли к фронту и сменили стоящую здесь часть. 19 мая командир 916 сп майор Коновалов объявил приказ о наступлении. Задача дня - овладение опорным пунктом в районе д.Ватолино и дальнейшее продвижение в направлении Демянска. Ночью два стрелковых батальона вышли на исходные позиции для атаки. Выполнив свою задачу по проделыванию проходов я вернулся на командно-наблюдательный пункт с докладом. Слышу: командир 1-го батальона капитан Митькин докладывает по телефону, что его орлы (горстка бойцов, оставшихся после боев под Ржевом) подобрались к траншеям и могут без шума вырезать всех и занять траншеи, а на рассвете двинуться дальше. И он просит на это разрешение. Комполка доложил об этом в штаб дивизии, на что последовал приказ действовать по ранее утвержденному плану.

В назначенное время, после непродолжительной артподготовки стрелковые цепи пошли в атаку. Однако артподготовка оказалась малоэффективной, и противник встретил атакующих плотным ружейно-пулеметным огнем. Атакующие залегли, а через мгновение подверглись артиллерийско-минометному налету. Появились убитые и раненые. Взводные перебегали от одного к другому, пытаясь поднять бойцов, чтобы перебежками преодолеть полосу обстрела. И вскоре почти все они вышли из строя... Призванные из запаса, далеко не молодого возраста и из-за нехватки времени плохо обученные рядовые одни лежали, другие беспорядочно метались по полю, и сами становились жертвой очередного взрыва снаряда. Положение осложнилось еще и тем, что подавляющее большинство рядовых не знало русского языка, хотя команды командиров взводов дублировались младшими командирами.

По вышедшим из-за высотки приданным полку танкам стала бить замаскированная в одиночно стоящем сарае пушка. Сгорели два танка. Третий, миновав опасную зону обстрела, выскочил к траншеям, стал их "утюжить" и расстреливать убегавшим от него по ходам сообщения солдат противника. Разделавшись с противотанковой пушкой, командир танка вернулся и стал помогать оставшимся командирам организовать продолжение атаки.

Тем временем из ближайшего тыла противника по дороге мчалась машина с солдатами в кузове. "Накрыть" ее артиллеристам не удалось (было сделано всего 3-4 выстрела) и спрыгнувшие с нее солдаты, стреляя из автоматов, устремились к траншеям, забрасывая их гранатами, и вскоре восстановили положение. Часть наших атакующих осталась в траншее, и только несколько легкораненных вышло оттуда.

На командно-наблюдательном пункте требовали от командиров броском преодолеть обстреливаемую зону. Те, в свою очередь, просили подавить хотя бы пулемет. Артиллеристы на требование "огня" отвечали: "Снаряды на исходе, лимит кончился". На наблюдательной вышке постоянно были два человека (один из них артиллерист). Командир особенно заволновался, когда с вышки раздался возглас: "Сдаются!". Наблюдатель доложил, что группа бойцов, подняв на штыки белый флаг (очевидно рубашку) уходила в плен...

С батальонами связь часто нарушалась. "Сверху" периодически требовали: "Вперед!" Когда же подвижной резерв противника восстановил положение, стало ясно, что наступление не увенчалось успехом. Возможно поэтому в этот день не был введен в бой третий батальон: видимо, была опасность контратаки противника, и нужно было иметь резерв для обороны.

Связь с батальонами прекратилась. На какой-то момент на поле боя установилась относительная тишина. Командир поcылает меня и еще одного лейтенанта в батальоны выяснить положение, передать требование возобновить атаку и о результатах доложить ему на передовой НП, куда он переходил по распоряжению комдива. Выбежав из леса на дорогу, мы встретили командира танка. Пользуясь крепкими выражениями танкист рассказал, как он с пехотным командиром пытался увлечь бойцов продолжить наступление... "Из-за них... вот!" - и он кивком головы указал на перевязанную рану на предплечье. Затем сказал, что там остался только командир, все остальные "вышли из строя".

Как только выбежали на открытое для наблюдения противником пространство, мы сразу оказались под обстрелом, сначала снайпера, потом автоматчиков и, наконец, минометчиков. Падая после перебежек, мы каждый раз слышали свист снайперской пули. Стало ясно, куда "пропадали" связисты... При минометном обстреле мы стали "знакомиться" и обмениваться по памяти адресами на всякий случай. Держали дистанцию, чтобы одной миной не поразило сразу обоих. Лимита боеприпасов у противника не было. Как не было недостатков в умении вести бой. (Например, с НП было видно, как один и тот же солдат, перебегая по траншее с места на место, вел стрельбу то из пулемета, то из автомата.) Встречающиеся нам в большинстве раненые ругали кто командиров, кто артиллеристов, кто танкистов.

Поняв, что собрать оставшихся для продолжения атаки нам не удастся (даже если уцелеем), принимаем решение: вернуться и доложить обстановку командиру. В это время вражеский истребитель сбросил на место расположения НП две или три бомбы. Вбежал я в блиндаж, и страшная картина предстала передо мной: часть перекрытия была сорвана взрывной волной, а на осыпавшейся у боковой стены куче земли на правом боку полулежал наш командир полка без головы...

Потрясенный увиденным, преодолевая чувство сильной усталости и глубокой подавленности, я повернулся к выходу и увидел сидевшего в углу на полу у выбитой двери оглушенного взрывом связиста. Вблизи НП за обратным скатом высотки врассыпную лежали несколько бойцов. Одному из них приказал оказать помощь связисту, а поскольку телефон не работал, второго бойца послал в штаб полка сообщить о случившемся. Через какое-то время вражеский истребитель вновь прилетел, видимо, проверить результаты, сбросил еще пару бомб и "прошелся" длинной очередью, к счастью, не причинившей нам вреда. Но и наши несколько выстрелов не нанесли ему ущерба.

Ближе к вечеру у д.Острешно состоялся траурный митинг. Выступали зам. командира полка батальонный комиссар Ягудко и командир 3-го батальона. Приезжала на похороны жена командира, которая служила где-то в дивизии. К концу митинга пошел дождь... Командование полком принял комиссар Ягудко. Из штаба дивизии поступил приказ перейти к обороне.

Два или три раза в течение лета силами батальона предпринимало командование разведку боем. И вновь с большими потерями. В августе комиссар Ягудко сам решил контролировать подготовку к очередному бою. В тылу (полковом) оборудовали штурмовую полосу, и он сам демонстрировал, как надо ее преодолевать. На этот раз наступление было назначено на 30 августа правее Ватолино у д.Монаково. Почему-то впервые мне было приказано готовить проходы при свете дня. Вполне возможно поэтому наша работа оказалась в поле зрения противника.

Бой 30-31 августа по своему характеру почти ничем не отличался от предыдущих. Так же слабая артподготовка, после которой контратака. Первая траншея была занята быстро в начале боя. Дальнейшее подвижение застопорилось ввиду сильного артиллерийского и минометного налета. В ходе боя командир посылает меня к танкистам выяснить, почему они не действуют. Командир танкового батальона стал спрашивать о местности и, в частности, под каким углом подъем берега, на который должны подняться танки для дальнейшего движения на позиции противника (здесь протекал узкий безымянный ручей). После моего ответа, сличив его по карте, танкист стал по рации разговаривать с кем-то, видимо, из старших командиров. По окончанию разговора сказал, что танковая атака отменяется. Несмотря на это"сверху" продолжали требовать : "Вперед!". Командиру полка также приказали перенести КП вперед, хотя впереди было открытое пространство. К этому моменту я вернулся, доложил о танкистах и получил задание оборудовать новые НП. Единственное что можно было в той обстановке сделать - это спешно отрыть щель-укрытие. Противник вел непрерывный обстрел, и при переходе на новое место осколками одного из снарядов были смертельно ранены командир полка Ягудко и вместе с ним комиссар Шачнев.

После этого полк окончательно перешел к обороне до конца февраля 1943 года. Командовал полком майор Токарев. И активных действий (кроме поисков разведчиков) уже не предпринималось.

Думается, не все сделано было от тебя зависящее, дабы наилучшим образом способствовать успеху. Так, после майского боя мне инженер дивизии майор Бурьянов при разборе сказал примерно так: "Вместо того, чтобы ходить в атаку, ты бы сделал лучше так, чтобы сохранить жизнь командира, для чего нужно строить укрытия намного лучше, надежнее... Каждый должен заниматься своим делом, выполнять свои обязанности прежде всего". Но все же, думается, что главной причиной тех неудач было отсутствие достаточного количества боеприпасов. Надо же артиллеристам и минометчикам вести огонь не только перед атакой, но и в ходе всего боя. Сказанное подтверждается последующими боями Орловско-Курской битвы. Вспоминая те тяжелые бои на Северо-Западном фронте, считаю, что мужество и стойкость павших там бойцов и командиров во многом приблизили день нашей славной Победы. Вечная им память и слава!